Искусство вероятия, или о том, как сохранить цивилизацию на Земле

В 1830 году Христос открыл Серафиму Саровскому условие спасения человечества: оно спасется, если в добром согласии соединит светскую и церковную сферы жизни. России предстоит эта высокая миссия. Если не Россия, то кто? Вот и Курский университет посвятил настоящую конференцию величайшей задаче истории.¹

Вот и Саратов организовал изучение опыта русского шестидесятничества, как чуда Русской цивилизации Новейшего (апокалиптического) времени. В рамках саратовского начинания я написал статью «Недоработки шестидесятничества (на примере одного эксперимента)» Результаты большого эксперимента 1967 года, проведенного в Московской консерватории, ныне дали возможность сделать новые, далеко идущие выводы.

Они позволяют увидеть нечто огромное, вроде спасения человечества, на ладони малого. Тысячелетия — в мимолетностях, например, музыкальных цезур. Это возможно, ибо сущее едино и в детали присутствует целое.

Содержание нашей беседы трудно схватить со слуха. Потому расставлю вехи в движении мысли.

Вначале — вкратце о самом эксперименте, позволившем обнаружить феномен, который я назвал вероятием.

В центральном разделе я раскрою смысл понятия вероятия, рассмотрю примеры параллельно из музыкального исполнительства и поэзии. Выделю два проявления вероятия: цезуру, как некоторую прерывность, и сквозную линию вероятия в движении к достоверности.

В заключительном, обобщающем, разделе мы начнем восхождение к глубинным основаниям исторического бытия человечества. Я выделю две установки мысли и бытия при восприятии настоящего в любом масштабе времени, от тысячелетий до секунд. Первая из них причинно-следственная, детерминистская, кармическая, — это когда мы смотрим на настоящее из прошлого. Тень уныния ложится тогда на Землю в масштабе тысячелетий и секунд. Вторая, встречная, — когда настоящее мы видим целестремительно и целепритяжательно, глядя на него из дивного Царства свободы и вечно возрастающей новизны бытия, — и тогда вспыхивает жизнь вдохновением. Тогда озарения, откровения, вечная неумирающая красота.

Вторым основанием явится сопряжение двух сфер культуры и жизни, церковной и светской, о чем Христос говорил Серафиму Саровскому, с чего и начал беседу.

Итак, приступим.

 Эксперимент, обнаруживший вероятие

Суть эксперимента: были сочинены мелодии с двумя продолжениями — в восходящем и нисходящем направлении. Они были записаны на магнитофонную ленту в исполнении на разных инструментах. Далее продолжения на ленте (после точки бифуркации, на цезуре) отрезались. Музыкантам (абитуриентам по всем специальностями, студентам на всех курсах, аспирантам, профессорам) предлагалось на розданных листах с номерами мелодий после каждого номера прослушиваемой мелодии ставить стрелочки вверх или вниз в зависимости от ожидаемого продолжения. Предполагалось, что слушатели услышат то, что слышал исполнитель, играя мелодии в полном их виде. Многие тысячи единичных данных (стрелочек) перетряхивала Быстродействующая электронно-счетная машина БЭСМ-6 с миллионом операций в секунду. Наша гипотеза полностью подтвердилась. Обнаружилась четкая зависимость результатов от уровня квалификации слушателей (естественно, у профессоров проспективное слышание направления движения было более ярким, чем у абитуриентов). У абитуриентов и студентов обнаружилась прямая связь с оценками по специальности.²

Выявилось и то, чего мы не предполагали (например, зависимость результатов от мастерства исполнителя, коими были рекомендованные нам студенты и аспиранты). В моей новой интерпретации эксперимента открылось также то, что невозможно было представить и осмыслить в те далекие марксистские годы. А именно — явление вероятия: приятия верой чаемого будущего.

Остановимся на этом понятии.

Что такое вероятие?

В моем понимании оно отлично от вероятности. Вероятность — для машин, для статистических расчетов в науках и хозяйственной деятельности: взгляд из бездушности, со стороны материи — управляемой стороны бытия.

Вероятие же износится в бытие из духовных глубин души. В вероятности нет жизни, а в вероятии мы живем, ибо в нем последняя тайна красоты бытия, без которой тоскует душа. Как приять будущее (то, чего нет), находясь в настоящем?

Музыканты говорят о предслышании. Это понятие вяло, пассивно, оголено-психологично — без онтологичности, духовно-смысловой сердцевины сущего. И нет в нем настоящей — упругой, творчески-синергийной — связи настоящего и будущего. Соответственно нет жизни в полноте ее смысла и радости. А тогда мертвеет и время, превращаясь в счетную линейку секунд и тысячелетий.

Как порой бубнят шедевр Фета школьники? «Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало». — Эка невидаль! Оно каждый день встает. Так мыслит обыденность с потухшими глазами. «Все, что угодно, только не обыденщина!» — наставлял Скрябин свою ученицу по фортепиано. «Дорогая, зачем Вы живете на свете?» — огорошил студентку шестидесятник Станислав Нейгауз. «Музыка ведь не по земле ходит, она где-то выше», — подправляла игру учеников профессор В. Горностаева.

«Эка невидаль» — здесь суждение по вероятности, в которой нет творящего начала. Но разве поэзия — о вероятном? Она о чуде! О солнце правды, красоты, небывалого откровения и возрастания в свежести. И к какой глубине бытия ведет последний стих!

Что не знаю сам, что буду
Петь, — но только песня зреет.

Человек — это его песня, лучшее, что в нем есть. Так это ж суть всего: поэзии жизни, истории всего человеческого рода, начало начал Фундаментальной педагогики человечества, последняя тайна бытия, бытия невиданного и неслыханного! Чудо бытия потому и чудо, что оно — то невероятное, к чему мы на самом деле призваны — к бессмертному творческому бытию, которое просится в нас раскрыться, подобно тому, как разгорается рассвет на земле или как зреет песня жизни в дивном стихотворении Фета.

Красота великой песни человечества далека от самолюбования. Она диалогична и синергийна, являет собой сопряжение энергий земли и Неба. Жажда и насыщение неотделимы. Красоты нет без вдохновения. А оно не навязывается — то было б насилием. Оно нисходит в ответ на жажду. Тоскует душа без божественной красоты. В молитвенном вдохновении, по собственному признанию, сочинял Шуберт шедевр красоты «Ave Maria»!

Восхотелось Рахманинову создать нечто несказанно прекрасное — и так возник замысел знаменитой Прелюдии cis moll, отзвуки которой мы слышим в концертах и иных произведениях. После начального законополагающего мотива — росток нежных желаний человечества всех тысячелетий. Не только после, но и параллельно. Синергизм в одномоментности — какая в нем сила, начиная от мелизматического органума XII века! Из этой силы, связывающей Творца и творение, рождается в шедевре Рахманинова небывалой красоты и мощи развитие. В кульминации малый и тихий росток небесной жажды предстает преображенным. Теперь он — дерзновение. Теперь он — в колокольных звучаниях на четырех строчках для двух рук пианиста. Мощь — как у Пушкина: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею Моей, И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей». Но и первые слова «Пророка» Пушкина — как мотивируют последующие? «Духовной жаждою томим»!

Еще один штрих гениальности поэта. «Но лишь божественный глагол До слуха чуткого коснется, Душа поэта встрепенется, Как пробудившийся орел». Центральный момент здесь — чуткий слух, плод подвига жизни.

Чайковский эту неизменно бдящую чуткость к красоте называет состоянием готовности к неожиданному приятию вдохновения. И так в подробностях описывает свой творческий процесс. Вдохновения не бывает без усилий в работе. «Вдохновение — гостья, которая не любит посещать ленивых».

Почувствовали мы отличие вероятия от предслышаний? «Предслышание» деревянно, вероятие безбрежно и охватывает собой все существо человека в его связях с глубиной бытия, с судьбой на земле и участью в вечности. Прогностическое слышание сухо, трафаретно, а вероятие — начало жизни и стержень личности, ибо сопрягает землю и Небо.

А теперь попробуем увидеть сказанное в общем и целом — на ладони исполнительского анализа. В мгновении — узреть сущность всего. В секунде — века и тысячелетия. Красота — и мгновения, и бытия — заключена в синергии: встрече двух энергий — нашей, инициальной, и вдохновенно подхватывающей, благодатной. Без вдохновения свыше нет не только шедевра исполнительской красоты, но и сама душа обнаруживает свою ущербность.

Итак, что там, в миге касания души и шедевра? Пред новым разделом нужно набрать воздуха: нужна цезура, которая, разделяя, сопрягает, ловя будущее в преображение настоящего. Цезура в развертывании нашей лекции требует наименовании нового раздела. Назовем его так:

Вероятие как тайна исполнительского мастерства

Как прочитать начальные строки стихотворения Фета в провидении великой Песни бытия? Можно ли два слога слова «солнце» пробурчать равными длительностями? Нет: «Солнце»! — первый слог пропевается с восхищением. Восторг в сердце непроизвольно расширит звучание слога во времени.

И в музыке так. Первый двухзвучный мотив скрипки в «Интродукции и Рондо каприччиозо» Сен-Санса. Он выписан ровными нотками. Но можно ли так исполнить? То было бы подобно унылому прочтению слова «солнце» у Фета.

Не так исполняют музыку мастера. Мы сейчас вслушаемся в исполнение первой фразы солиста — Я. Хейфеца. Первой его вдохновенной фразе предшествуют тихие таинственные надежды оркестра-народа в благоговейном трепете пиццикато. Первая фраза солиста — на самом деле вторая, ответная: солист, словно Моисей, за всех пламенно возносит прошение Земли к Богу.

Пример 1

 

 

Заметили, каким полетным смычком исполняется первый звук мотива? Быстрый пролет смычка — выраженье порывистого восторга духа. Может ли восхищенье духа не продлить этот первый звук во времени? Великий скрипач — не школьник, равнодушно возящий смычком туда-сюда. Тонкие изменения ритма и темпа именуются агогикой. Агогика — от слова аго «веду». Тот же корень — в слове педагогика. Его впервые использовал в духовном смысле апостол Павел. Буквально оно переводится как детоводительство, в понимании апостола — ко Христу.

Где ведение — там и ведущий. Без него нет жанра концерта и концертной пьесы. Один солист — и множество оркестрантов: как бы Моисей и народ. Не может народ толпой брести к Богу. Нужен духовный вождь, вождь от Бога, каким и был Моисей. Лицо его сияло после богообщения, когда он говорил с народом. Так и солист призван сиять в блистательной концертной пьесе Сен-Санса.

Первый мотив для того и исполняется огненным смычком, чтобы линия ведения народа огненным же образом пролегла через все пространство шедевра, как через сорок лет Синайской пустыни. В христианское время земля обетованная назовется Царством Божиим, и мы услышим его ликование в коде пьесы.

В одном из проведений рефрена рондо вдохновленный солистом народ подхватывает тему. Пламенная цель духовного вождя — поднять народ к Богу. А что солист в этот момент? Он, подобно Моисею, — в огне пассажей.

Кода произведения — всегда взгляд с Неба. Очень часто в коде откровение Царствия. И здесь так. Одни только пассажи — ликования Духа. Мотивы-слова не нужны, когда Дух охватил бытие и все ясно без слов. А как перейти к коде? В концертах перед ней обычна сольная каденция. Она всегда исполняется ритмически свободно, по вдохновению, а не по своеволию. Предстоять пред Богом — не лекцию читать. Каденция — особый включенный жанр, восхищавший слушателей именно достоверностью богообщения. Потому каденцию ждали. Ждали с нетерпением. Тутти после каденции — то были как бы овации всего оркестра, всего «народа».

В пьесе Сен-Санса на последних звуках каденции солиста раздается тихий рокот литавр. Литавры — не голос сердца. Он из глубины бытия. Кончилось время земное. Пауза внимания. «Сделалось безмолвие на небе, как бы на полчаса». Вся вселенная застыла в ожидании. Это цезура, разделяющая и таинственно сопрягающая то, что было, с тем неслыханным и от века желанным, что грядет. Пришло время обнаружиться славе Божией.

Послушаем каденцию солиста и коду произведения.

Пример 2

 

 

Как мы видим, вероятие охватило все произведение, вытянулось в некую пророческую линию, которую называют развитием. Как и все на свете, в нем непрерывность (континуальность) сопряжена с прерывностью. Моменты прерывности именуются цезурами, которые, разделяя, дивно сопрягают мотивы, фразы, разделы композиции. Как связаны между собой эти два лика, два образа действия вероятия — цезуры и красной нити вероятия, без которой рассыпается все, ибо она прикреплена к глубине душе и последней цели бытия? И нам сейчас потребуется цезура ради энергии дления красной линии в движении мысли. — Новому подраздельчику соответственно дадим название.

Цезура вероятия и линия вероятия

Как они соотносятся: прерывность и континуальность? Цезуры жажды возникают на кончиках мотивов, фраз, разделов. Но они готовятся континуально — интонационной линией вероятия, ведущей к достоверности.

Можно ли пропеть восторгом слово «солнце» в стихотворении Фета, если не подготовить его глиссандо вероятия на предшествовавших словах «рассказать, что солнце встало»? Чем яснее внутреннее глиссандо чаемого, тем большим восторгом может наполниться ключевое слово и тем ярче и длительней может быть первый его слог.

Так и в первом мотиве скрипки в пьесе Сен-Санса. Цезура возникает после второго звука, который нужно взять вниманием в тишине: не на земле, а на небесах. И не затянуть, но возлететь к оглушительной внезапной тишине микропаузы. Ведь чем тише, тем ближе к Богу. Орут ли о сокровенном?

Но цезуры, как заметной точки напряженного ожидания чаемого, не было бы без первого пламенного звука. Ученик, вяло возящий смычком туда-сюда, никогда не создаст и цезуры как сгустка тяготения, стяжающего будущее.

Если же получилась яркой цезура, готовая приять желанное от века, то и во втором мотиве оправданным становится стремительный возлет к акцентированному звуку. То, что было, — как натянутая тетива лука, духовная жажда. То, что есть, — летящая стрела вдохновения. То, что будет, — чудо. Как же его не ждать? Только мертвецы не пламенеют близостью чуда. И оно действительно приходит в бытие: после активно просящей небесной близости второй цезуры появляется суммирующая фраза, дарующая искомое.

Структура суммирования 1:1:2 — великая. Она дает радость широты от дарований. Как в стихотворении Фета: «(Рассказать, что) лес проснулся. Весь проснулся, веткой каждой, каждой птицей встрепенулся и весенней полон жаждой». Чувствуем ли, как в каждом из дроблений вспыхивает энергия восторга и каким простором и силой достоверности полнятся слова о весенней жажде? Без чувства формы, говорили гении, композитора нет. А почему так? Потому что форма — это самое глубокое содержание: красота синергии, которая и выявляется в исполнении. Исполнитель — тот, кто способен исполняться духом красоты: радостью богообщения, — и сообщать эту радость слушателям.

Давайте заново прослушаем первый пример, обратив внимание на тот всполох надежды, которая возникает после второго звука начального мотива и проносится сердцем через всю структуру суммирования 1:1:2.

См. пример 1

Масштабно-временная шкала цезур простирается от межмотивных до синтаксических и композиционных.

Вот типовая форма периода из двух предложений. В ней пишут гармонические задачи ученики. И играют, как пишут, — скучно, мертво. Так не надо. Форма — значит красота, — говорил Глинка. Форма есть откровение. Если типовая структура периода сложилась в тысячах произведений, значит, какая-то величайшая мотивация, вышняя потребность духа лежала в основаниях этой красоты! К кому возносим мы первую, серединную — вопрошающую на доминанте каденцию? К слушателям? Нет, к Небу. Здесь радость, но и преткновение для многих. Нужна абсолютная достоверность небо-общения —, а она достигается на уровне гениальности.

Что делать нам, не гениальным? — Учиться, деятельно вслушиваться. Концерты Горовица в Вене, Вашингтоне и иные — сколько там половинных каденций? И все они потрясают достоверностью. Научившись хоть одной, станем мастерами.

Можно ли научиться вдохновению? Копировать физику звучания бессмысленно и невозможно, ибо «от избытка сердца глаголют уста», а из физики — не глаголют. Кто станет учить прочтению стиха Фета, указывая какой слог громче или тише? Это профанация. Одна китайская студентка-пианистка спросила:, а насколько я должна замедлить? Я ответил: сам этот вопрос гарантирует корявость. Физика мертвит, дух животворит. Вспомним, что говорили Пушкин, Чайковский и другие гении о чутком слухе, об открытости сердца и непрестанной готовности к приятию вдохновения. Чтобы играть вдохновенно, надо жить вдохновенно.

Бытие нужно чувствовать изнутри, а не притворяться живым.

А теперь — рассмотрим динамику непрерывного синергийного процесса в музыке.

 

Бетховен — Largo e mesto из 7 сонаты.

Нет возможности в дистантном режиме лекции описать чудеса главной партии. Мы просто прослушаем музыку. А при прослушивании обратите внимание на ход возрождения души, связывающий крайние точки периода. В начале — смертная скорбь, стесненность души. В конце — простор и легкость. Меж ними — синергийный процесс по заповеди: просите и получите, стучите — и отворят. Томитесь по свободе свыше — и она дана будет. Обратите внимание и на точку перелома к легкости. Кадансовый квартсекстаккорд! Он стоит на квинте — как на небесах. И на нем мелодическая линия падает вниз, тяжесть спала с сердца — «и так легко, легко!» Тяжесть спала, а душа, наоборот, воспарила в простор свободы. Была душа стесненной, а теперь хочется петь.

Крайне важен способ сопряжения со следующим разделом — связующей партией. Этот способ называется вторгающейся каденцией — это когда конец совпадает с началом нового построения. Студенты обязаны ее хорошо знать из училищного курса формы. Но забыли. Почему? Все формальное извергается из головы сразу после экзамена. А это ведь важнейшая для исполнения деталь формы! Смысл приема: он говорит о переломе в рамках единого процесса богообщения. Единство творится красной нитью вероятия, сопрягающей последнюю глубину души с последней целью бытия — близостью Творца и творения в Царствии Божием. Каданс — не помеха. Красная линия проходит сквозь него, сшивая два раздела формы в дивное единство.

В момент вторгающегося каданса дается новое освежение благодати, еще шире раздвигая душу в простор красоты. Освежение идет от вторгающихся фигурок альбертиевых басов. Я не устаю повторять студентам: мотивы, фразы — это слова музыки, а мелизмы, пассажи, формулы аккомпанемента — Дух красоты, позволяющей душе почувствовать, что она не одинока, что бытие есть любовь.

Послушаем главную партию и самое начало связующей в исполнении Э. Гилельса.

Пример 3

 

 

Emil Gilels — Beethoven — Piano Sonata No 7 in D major, Op 10

7.17 — 8.25

 

Предлагаю за пределами этой лекции проследить синергийный диалог земли и Неба до конца части.

А сейчас переходим к заключительной части лекции: к фундаментальным выводам. Здесь самая глубокая цезура в развертывании нашей лекции, требующая внимания и нового названия предстоящего раздела.

Генезис настоящего: две установки мысли и бытия

Первая установка — детерминистская, фаталистическая, кармическая, оккультная, магическая, конфуциански-ритуальная — развертывается от прошлого к будущему.

Вглядимся в суждение Шекспира:

Мы видим жизни постепенный ход,
И это сходство будущего с прошлым
С успехом позволяет говорить
О вероятье будущих событий³

 

Гении возвышают человечество высотой духа. Но в данном стихе интеллектуальная мысль Шекспира движется по ходу времени, вероятие понимается как синоним вероятности.

 

Вторая, противоположная установка мысли и бытия опору и мотивацию настоящего ищет в будущем: в смысле и последней цели бытия. Только тогда настоящее время становится настоящим: подлинным, живым, вдохновенным. Истинное настоящее является на землю не из прошлого, движется не от причин к следствиям. Не из темницы детерминистской необходимости выползает. Шестеренки причинно-следственных связей — навсегда вне настоящего настоящего, которое бывает только в синергии Неба и земли.

Детерминизм — для материи. Душа же человека соткана из свободы, духом свободы вечно юнея, возвышается к призванью своему. Вдохновенно-творческое, истинно достоверное настоящее приходит из сияющего Царства свободы. Где оно? Оно есть, и его нет. Его нет в мире видимом, но оно есть и зреет невидимо в душах.

Вот что значит: «Песня зреет»! — по слову Фета. Вот что значит «Солнце встало»! Солнцем правды пророк пророчески назвал Христа: «А для вас, благоговеющие пред именем Моим, взойдет солнце правды и исцеление в лучах его». Откуда ж, как не из будущего спустилось пророчество и сотни иных пророчеств о Христе? Когда ж встало солнце красоты в душе, — могло ли не проявиться и в жизни? Замечательно развивает мысль Фет: «Я пришел к тебе с приветом, Рассказать, что солнце встало, Что оно горячим светом По листам затрепетало». Да, культура человечества — это не древо, корнями уходящее в землю современности, зеленой же кроной обращенное к солнцу. Культура в глубине своей — само солнце красоты в трепете всех листочков вдохновенной жизни. Моцарт, Пушкин, Фет, все чудные поэты красоты — и суть бессмертные листочки великого древа человеческой истории.

Как просияла в человечестве эта вторая установка?

 

Решительную перемену бытия и мысли принес на землю Христос. История изменила ход. Где «суета сует и всяческая суета» Екклезиаста, без просветов вечной новизны? Наступала эпоха благодати, насыщая землю неслыханной свежестью.

Детерминизм, фатализм, кармические практики, оккультный физикализм наших дней, двигаясь от прошлого к настоящему, отвечают на вопрос «почему?» Вдохновенное бытие питается иным вопросом: «ради чего?»

Почему вода обладает комплексом непредсказуемых свойств? Ученые-почемучки вгрызаются в тонкости водородных связей, не радуя человечество. Но ради чего вода — особое по всем свойствам вещество в мире? О, этим вопросом мы тут же восходим в сияние всеохватной мысли Творца о материи — управляемой (отчасти и человеком), служебной стороне бытия.

Плохо ли пребывать в сиянии славы Божией и жить ею? И ответ-то ведь без затруднений появляется: ради ликования жизни. Если б, например, сжималась, а не расширялась вода, превращаясь в лед, и откладываясь на дно, превращала водоемы целиком в твердое тело, — способствовало бы это максимальной полноте жизни биологических организмов?

Доведем мысль до конца. Сам грандиозный акт Творения мира — ради чего?

Христос озарил землю небывалым ответом: ради Царствия Божия. Вместе с ответом Христос дал и силы к стяжанию Царствия, называемые благодатью.⁴ По святым отцам, она едина в сущности, но проявляется в разных действиях. Призывающая благодать действует как красота, совершающая — как любовь и святость.

Ранней юностью в дореволюционном учебнике логики вычитал я вопрос, застрявший во мне надолго: может ли всемогущий Бог сотворить такой тяжелый камень, который Сам поднять не сможет?

Этот камень — Царствие Божие. Создав человека как бога в возможности и по благодати, даровав ему для того свободу (как дар избирать способ бытия, ибо бог и автомат — понятия несовместимые), Бог создал время, отделив им акт Творения от акта Открытия Царства, дабы во времени мог человек учиться вечности, участвуя в со-творении Царствия в радости богообщения.

Для чего Вселенная такая большая? Для того, чтобы и человек не сомневался в беспредельности своего призвания к жизни в Царствии, в котором мы в такой же степени будем в нем, в какой и оно в нас, — и нет перегородок меж внешним и внутренним, как и Христос людям это открыл. И вот для чего Он смиренно и тихо стучится в дверь нашей души, которая открывается только изнутри: «Пребудьте во Мне и Я в вас». Троическое единство любви и в нас хочет пребывать, когда и мы в нем. Этот беспредельный предел называется в православии обожением. Какая там красота, какой восторг!

Апостол Павел так изумленно и назвал христиан — синергами, соработниками Бога. Соработниками в творении Царствия. Выше призвания нет. Синергия наших усилий и подхватывающих энергий благодати выявилась в обновлении бытии самым ярким образом, став самой мощной движущей силой истории, напоившей собой все стороны жизни от музыки до управленчества, дипломатии, цивилизационных сдвигов в мировом процессе.

Пораженный открывшейся вечной новизной бытия, Тертуллиан писал: «Все прежнее изменено… Новая благодать Божия все плотское пременила на духовное, отерши, так сказать, Евангелием своим всю древность, как бы губкою». Вскоре после Крещения Руси митрополит Иларион напишет сочинение «О законе и благодати», которое определило путь становления Русской цивилизации, — да будет он несомнительным.

Теперь понятно, откуда Фет, откуда диалогика вероятия как общения Творца и творения, откуда тайны небывалой красоты музыки христианской цивилизации?!

Миростроительная жертва Бога потрясает! Он любовь — потому и смирение. Ради любви к творению Творец ограничил свое всемогущество! — дабы и человек мог, как бы на равных, свободно и доброхотно участвовать в стяжании Царствия! Но как Бог смирил Свое всемогущество ради дара свободы человека в Нем, так и наш благой выбор — быть смиренными пред Ним, предпочитая цель богочеловечества адскому пути дьявольски-иллюзорного человекобожия (как это формулирует русская философия).

Когда-то меня смущало место в Евангелии: «И не совершил там многих чудес по неверию их». Как же так, — думал я, — разве Христос не богочеловек? Есть ли что-то невозможное для Него? Не сказал ли Он Петру, извлекшему меч для защиты Его: «…или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?» Но то, что мы видим в отказе от принуждения людей к чуду вопреки их нежеланию чудес, есть именно свидетельство Духа Божия: жертва Божественного всемогущества в дар свободе человека, задуманного как бог в возможности и по благодати. Потому перед каждым чудесным исцелением вопрошал он больного: веришь ли?

Итак, высокие дары не навязываются. Человеку предоставлена инициатива. «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам». «Приблизьтесь к Богу, и приблизится к вам». До смерти крестной умалил себя Христос, а по воскресении вознесся, дабы дать человеку возможность искать невидимого Бога в подсказках Святого Духа, Которого послал в сердца.

В сердца тех, кто в образе бытия своего, отказавшись от дьявольского аутизма, выбрал путь высоты и красоты в Свете, обильно полились откровения, которыми стала восходить все выше и выше христианская цивилизация.

«Се, ныне время благоприятное»… Какое это время? Время христианской эры. Во всех его масштабах. От цезуры до тысячелетий. В греческом тексте стоит слово, отличное от материального времени-хроноса — счетной линейки секунд и тысячелетий. Хроноса не будет в Царствии Божием (Откр. 10:6). Не будет будильников, планов, сроков, договоров, санкций. В восклицании же апостола Павла и в сходных контекстах стоит другое слово: время-кайрос, время блаженного шанса, время спасения.

В нашем изъяснении — то подлинно настоящее время, которое полнится вечностью, ибо энергийно сопряжено с Царствием Божием, которое мы отчасти можем стяжать уже сейчас («Царствие Божие внутрь вас есть»), но которое в полноте и всеобщности для всех спасаемых откроется при втором пришествии Христа во славе. Синергийная сцепленность настоящего времени с будущим временем Царствия вкушается в физическом настоящем времени-хроносе, благодатно преображаясь в подлинно настоящее время кайроса. Оно может исчисляться и секундами, и тысячелетиями. Закон синергии един. «Приблизьтесь к Богу и приблизится к вам» — так на всех масштабных уровнях подлинно настоящего времени. И во всех проявлениях жизни, от молитвы, до искусства и всякого вдохновенного труда. Все едино, и исходит из основного закона бытия как общения.

Всемасштабность времени-кайроса можно видеть в музыке. О цезурах и секундах мы говорили. Но оно охватывает и все произведение, выходит и за его пределы. Особенно интенсивному развитию Асафьев дал имя симфонизма. Конечно же, симфонизм стал возможным только в христианскую эпоху. Девятая симфония Бетховена начинается пустыми квинтами, как бы с первых строк Библии: «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою», а заканчивается одой вселенскому братству. Но и все творчество Бетховена проникнуто пламенем восхождения. В конце жизни он задумывался о музыке, которая охватит все народы, воскресит и древнейшие монашеские напевы, составив единый хор человечества. Творчество Бетховена, насквозь прошитое красной нитью вероятия, — величественное событие в истории Фундаментальной педагогики Земли. Откуда оно явилось — из прошлого, из детерминизма? Нет, конечно! — Из царственной дерзновенной свободы в Духе, дарованной нам свыше.

Всеобщность законов христианского времени-кайроса открывает сияющие перспективы перед каждым человеком и перед Фундаментальной педагогикой человечества.

«Музыка учит духовным восприятием», — говорил Варсонофий Оптинский. Как это? А мы видели это в анализах: научая вероятию будущего в преображаемом им настоящем. Так формируется чуткий слух человека к веяниям благодати, чтобы жить ему достойно его призванию.

Не всегда то осознавая, живет мир тайной несказанной красоты, которая была принесена на землю Христом.

Но закон небесной свободы неотменим. Она и принимается доброхотно — либо же отвергается предпочтением пошлого своеволия, как это случилось с древними либералистами, отказавшимися от предложенной им свободы в истине. Что ими руководило? Христос раскрыл причину: «ваш отец дьявол». История, по откровению Христову, фундаментально неоднородна: на поле истории до жатвы произрастают вместе, переплетаясь корнями, пшеница и плевелы. Так зреет в истории, с одной стороны, песнь красоты, а с другой — зреет ожесточение сердец по отношению к Небу. Богоненавистничество прорвалось на авансцену истории в Новейшее (апокалиптическое) время. Но врата ада, по обетованию Христа, не одолеют Церковь! Призвание России — воскресать для исполнения своего высочайшего призвания на Земле.

Как сохранить цивилизацию на Земле

С этой темы мы начали лекцию. Условием, как мы помним, является доброе согласие храмовой и внехрамовой сторон жизни. Это тоже прямое следствие из закона синергии земли и Неба, из синергийной природы времени-кайроса, которая единит все стороны жизни. Установка вероятия — приятия верой истинного бытия — является тем общим средством, которое соединяет восторг и труд на всех поприщах жизни, красоту и любовь, гениальность и святость, благодать призывающую, совершающую и обоживающую, но единую по существу.

 

* * *

Можно ли вкратце передать суть всего сказанного в лекции? Попробую.

Человек — тот, кто выше себя. Несовершенный — тянется к Совершенному. Такова норма. Потеря жажды высшего — болезнь к смерти. Человек с тусклым сердцем — уже мертвец. По мысли Григория Нисского, комар, состоящий из элементов мироздания, — микрокосмос, человек же — больше комара: он микротеос — бог вблизи Бога, потому ради близости тянется к красоте славы Божией, к любви и творчеству. Творец же, видя доброе стремление, тут же посылает навстречу подхватывающую и всесовершающую благодать — что называется синергией, соработничеством. По мысли Исаака Сирина, Бог увидел каждого из нас в Царствии Своем; ради нашей небесной чистой красоты любовью Своей создал мир и время в нем, чтобы мы тянулись и через синергию приближались к Царствию, из возможности превращаясь в действительность. Где нет синергии — там нет ничего.

Бессмертная красота бытия составила нерв шедевров музыке. Каждый такт — выше предыдущего. Высшее выражение беспредельности вероятия — симфонизм — показалось бы абсурдным во времена Сократа. Итак, бытие нужно чувствовать изнутри. Будущее постигается действенным, активным его поглощением, тем, что я предлагаю называть вероятием. «Царство Небесное силой берется». «Царствие Божие внутрь вас есть». Свобода, идущая из будущего, никак не связана с ползущей из прошлого детерминистской, кармической или фаталистической необходимостью. Безрукий и безногий от рождения крестьянин Григорий Журавлев (1858–1916), ставший иконописцем, расписывавший храм (писал кистью, зажатой в зубах), ⁵ — немыслим в эпоху Фидия. А то, что мы отняли блаженную свободу духовной перспективы у детей, осудив Россию на неизбежную деморализацию, — преступление, последствия которого нужно срочно исправлять.

Свобода в синергии с благодатью Святого Духа — для Царствия. Вероятие — для Царствия. Бытие, как и человек, — на вырост. Будущее — ключ к истории, в частности, к священной истории России, к пониманию сути и призвания русской цивилизации.

Краткая формула всего просится стать краеугольным камнем Фундаментальной педагогики человечества — сверх-науки и сверх-искусства. Да восходит в ней и в наши дни Солнце красоты и правды! Нам остро недостает теории всего на свете. Назначение теории — давать зрение. Вслепую и наугад ничего путного не создать. Даже не понять, что в отсутствии синергии и вероятия мы уже живем в аду, тьмою ума не сознавая величайшей ответственности нашего Новейшего времени.

 

______________________________________________

¹ _{Лекция (чуть расширенная) на Международной конференции «Христианство, искусство, образование: диалог, культур, традиции и современность» в рамках XVIII Международных научно-образовательных Знаменских чтений «Духовные и светские основы в российском социокультурном пространстве». 22.03.2022. Курский государственный университет.}

² _{Подробнее эксперимент описан в опубликованной статье «Недоработки шестидесятничества (на примере одного эксперимента)», © «Музыка в заметках»}

³ _{Шекспир У. Король Генрих IV. Ч. II. Акт 3, сц. 1 / Пер. Б. Пастернака.}

⁴ _{Таким единым словом-неологизмом перевели святые братья Кирилл и Мефодий греческое слово «харис», которое уже в языке Гомера имело триединое значение «любовь-милость-красота». «И Слово воплотилось и обитало с нами, полное благодати и истины» — полное божественной любви, беспредельной милости, несказанной красоты и истины! Благодать — всеохватная сила Божия, живящая, творящая, преображающая, рождающая нас в вечность. И в музыке действует она непостижимым образом через исполнителей и исполнительскую интонацию.}

⁵ _{Подпись на тыльной стороне некоторых икон: «Сию икону писал зубами крестьянин Григорий Журавлёв села Утёвка Самарской губернии, безрукий и безногий»}